ВОЙНА КИЛОВАТ

На моем четырехламповом приёмнике немецкая станция Гейльсберг ревёт не хуже нашего Ленинграда. Её даже без антенны отлично слышно. Не хуже идет и Варшава. Так же слышна финская станция Лахтис.

Все страны Европы соперничают между собой и строят все более и более мощные станции. Когда поляки в Каттовицах установили десятикиловаттный передатчик, немцы сразу забеспокоились и повысили мощность близкой к польской границе станции Глейвиц тоже до десяти киловатт. На 75-киловаттный Гейльсберг поляки ответили 135-киловаттной Варшавой. Против 25-киловаттного немецкого передатчика вЛангенберге на Рейне французы построили 50-киловаттный в Страсбурге.

Все это не зря. Вся эта строительная горячка вовсе не для одного развлечения. Радио - мощное орудие пропаганды, и капиталистические страны это так же хорошо понимают, как мы. Вот почему на Западе так сильно волнуются при появлении каждой новой советской станции.

Европейские газеты кричат, что мы ставим самые мощные в мире передатчики специально, чтобы вести пропаганду мировой революции. Отчасти они правы. Наши станции действительно одни из лучших в мире и действительно служат революции.

Эти газеты изо всех сил доказывают, что собственные их немецкие, польские, французские и прочие радиостанции совершенно «беспартийны» и никакой пропагандой не занимаются. Но тут они, мягко выражаясь, врут. Послушайте в воскресенье днем, и вы услышите, что органом и церковными хорами все европейские станции славят бога. Громким басом проповедует Стокгольм и густым органным раскатом отвечает Лахтис.

- Амиль! - подтверждает Варшава.

Десятки станций участвуют в этой воскресной перекличке. Сотни попов по радио льют свой елей в уши десятков и сотен тысяч вольных и невольных слушателей. Пропаганда это или нет?

Но бывает и крепче. Позапрошлым летом я по радио слушал торжества по случаю вступления финских фашистов в Гельсингфорс.

Некий грозный поп проклинал коммунистов и обещал смешать их с грязью.

Может быть, это тоже «беспартийная» передача?

Впрочем, бывают ли беспартийные передачи? Пожалуй, таких, быть не может. Даже фокстроты, передающиеся по вечерам из всех ресторанов Европы, имеют свою установку. Они не только развлечение, но и отвлечение от разных опасных мыслей. А мало ля таких опасных мыслей может прийти в голову европейскому рабочему в сегодняшней обстановке экономического кризиса и фашистского террора. Иногда применяются и более сильные средства. На днях я слышал из Гамбурга странную передачу. Только я настроился, как громкоговоритель заревел многоголосной толпой.

- Демонстрация? Митинг?

Нет. Громкоговоритель сквозь рёв вдруг заявил:

- Американец долго не выдержит. Лицо разбито в кровь. Тяжело дышит. Толпа радуется, что его быот. Слушайте, как она кричит.

И снова заревела толпа.

Это оказалось передачей бокса по радио. Довольно противная, но, надо сказать, сильнодействующая передача.

Матч Демпсея и Теннея на первенство мира передавался несколькими десятками американских станций. По американскому обычаю, миллионы людей держали пари за кого-нибудь из дерущихся и сильно волновались, слушая передачу матча по радио. Четырнадцать человек умерло от разрыва сердца, сидя перед своими приемниками.

Но рабочему Запада нет особых причин радоваться, слушая, как веселятся его хозяева. Даже мордобойная передача его не удовлетворяет, а слушать поповские проповеди ему давно надоело.

Вот почему среди европейского пролетариата радиослушание развито гораздо слабее, чем можно было бы ожидать. Высокая техника, великолепные станции, приемники, каких у нас ещё нет, и гораздо меньшее число рабочих радиослушателей, чем у нас.

Еще хуже дело обстоит в тех странах, куда европейцы пришли поработителями и хозяевами: в колониях, владениях и протекторатах капитала.

В Индии, например, местное население почти не покупает радиоприемников. Их покупают только английские чиновники.

В самом деле, какой интерес индусу слушать фокстроты из калькуттских отелей и распоряжения британских властей? А больше слушать ему нечего.

Рядом со мной в соседней квартире поставили ламповый приемник. Ставили его не без моего участия. В первый же вечер, как только я вернулся к себе пить чай, за мной прибежали.

- Турцию слушаем! На всю комнату кроет!

Я не выдержал и пришел послушать. Музыка действительно странная, а язык непонятный, но передача слишком громкая для далекой, Турции. Я взглянул на деления конденсатора и узнал правду.

Это был всего-навсего наш Коминтерн, и передача его велась на татарском языке.

У нас тоже живут десятки народов, но наши станции для каждого устраивают передачи на его родном языке. У нас не Индия. Каждому передают его слова, его музыку и его мысли. Каждому отвечают на его вопросы.

Вот почему среди этих народов все больше и больше радиослушателей. А раз больше радиослушателей, значит больше культуры и знания. Так наши станции служат революции, так они занимаются пропагандой.

Кому же служат радиостанции буржуазных стран?

В Англии всем партиям разрешили проводить предвыборную кампанию по радио. Всем, кроме коммунистов.

- Их пропаганда ни для кого не представляет интереса. Она скучна, - с серьезным лицом ответил журналистам председатель английского широковещательного общества.

В Германии коммунистов к микрофону тоже не допускают, особенно после одного совершенно неожиданного происшествия.

В программе берлинского радиоузла был объявлен доклад какого-то социал-демократа. Надели почтенные берлинские граждане наушники, расположились послушать и вдруг похолодели от ужаса. Социал-демократ такое заговорил, что никто в Германии вслух сказать не смеет. Такое, что берлинские рабочие в первый раз за все время существования широковещания получили полное удовольствие.

Непонятное поведение социал-демократа, как и все непонятные вещи, имело очень простое объяснение. Никакого социал-демократа не было. Вернее, был, да не перед микрофоном. Его по дороге в студию задержали какие-то любезные, но решительные люди.

А перед микрофоном стоял выдавший себя за социал-демократа, но нисколько на него не похожий один из членов германской коммунистической партии.

Молодец этот немецкий коммунист! Будь побольше таких, как он, сильно выиграли бы европейские радиограммы!